Сандор
4 ноября 1889 г. тесть некоего графа В. сделал заявление, что этот последний выманил у него 800 флоринов под тем предлогом, что ему в качестве секретаря одного акционерного общества необходимо внести туда залог. Кроме того, выяснилось, что субъект, по имени Сандор, подделал контракт, сделал ложное сообщение о состоявшемся у него будто бы весной 1889 г. венчании, а главное, что он вовсе не мужчина, а женщина, переодетая в мужское платье, и что зовут его графиня Сарольта (Шарлотта) В.
С. был арестован по обвинению в подлоге и подделке официальных документов. На первом допросе он показал, что он женщина, католического вероисповедания и что он занимался литературой под именем графа В. Родился 6 декабря 1866 г.
С. происходит из старинной аристократической семьи, в которой эксцентричность составляла фамильную черту. Одна сестра бабки с материнской стороны была истеричкой, страдала сомнамбулизмом и пролежала в постели 17 лет вследствие воображаемого паралича. Другая сестра провела в постели 7 лет, считая себя смертельно больной, что, впрочем, не мешало ей давать в это время балы. Третья сестра была одержима странной идеей, что один из консолей в ее салоне заколдован. Если на этот консоль клали какой-нибудь предмет, она приходила в сильнейшее возбуждение, кричала «заколдован, заколдован!» и поспешно уносила этот предмет в особую комнату, которую она называла «черной комнатой» и ключ от которой она никогда не выпускала из своих рук. После ее смерти в «черной комнате» нашли массу безделушек, чашек, банкнот и т. д. Четвертая сестра бабки в продолжение двух лет не позволяла мести своей комнаты, не умывалась и не чесала волос. Только через два года она снова пришла в сознание. При всем том все эти женщины были талантливы, образованны, привлекательны.
Мать С. была нервна и не выносила лунного света.
По отцовской линии некоторые родственники занимались спиритизмом. Два родственника с отцовской стороны застрелились. Большинство мужчин были необыкновенно талантливы. Женщины, напротив, представляли ограниченные, пустые существа. Отец С. занимал очень высокое место, которое, однако, он принужден был оставить вследствие своей эксцентричности и вследствие произведенной растраты (он растратил более полутора миллионов).
По капризу отца С. воспитывалась как мальчик, ездила верхом, охотилась, правила лошадьми, отец поддерживал в ней энергию мужчины и дал ей мужское имя Сандор (Шандор).
Сарольта-Сандор оставалась под влиянием отца до 12 лет. Затем она была помещена у своей эксцентричной бабушки, жившей в Дрездене. Когда увлечение мужским спортом у девочки стало уже чрезмерным, бабушка отдала ее в институт и одела в женское платье.
Там — 13 лет от роду — она завела любовные сношения с одной англичанкой, перед которой выдала себя за мальчика и которую она в конце концов увезла.
Затем она вернулась к матери, но та ничего не могла с ней сделать и должна была смотреть сквозь пальцы, как ее дочь снова сделалась Сандором, снова стала носить мужской костюм и как она ежегодно заводила по меньшей мере одну любовную связь с лицами собственного пола. В то же время ей давали весьма приличное воспитание; отец брал ее с собой в далекие путешествия — конечно, в «костюме молодого человека; она рано эмансипировалась, посещала кафе и сомнительной репутации трактиры и однажды даже прославилась в одном публичном доме тем, что уселась между колен женщины. С. бывала часто в нетрезвом виде, страстно предавалась мужскому спорту и искусно фехтовала. Большое влечение она чувствовала к актрисам и вообще к самостоятельным и по возможности не очень молодым женщинам. Она утверждает, что никогда не испытывала влечения ни к одному молодому человеку и что с течением времени у нее развилось даже нерасположение к мужчинам, которое с каждым годом усиливалось. «В женском обществе я охотнее всего появлялся в сопровождении некрасивых и малозаметных мужчин, для того чтобы они не оставляли меня в тени. Если я замечал, что кто-нибудь из них вызывал симпатию у дам, то начинал чувствовать ревность. Из дам я предпочитал таких, которые отличались умом и красотой. Толстых, а в особенности мужчинообразных женщин я не выносил. Мне нравилось, если страсть женщины скрывалась под поэтической дымкой. Всякое проявление бесстыдства у женщины вызывало во мне отвращение. У меня была невыразимая идиосинкразия к женскому платью, да и вообще ко всему женскому, но лишь постольку, поскольку это касалось меня, напротив, других женщин я обожал».
Уже около 10 лет, как С. живет постоянно вдали от своих родных и выдает себя за мужчину. За это время он имела массу связей с дамами, совершал с ними путешествия, растратил много денег, наделал долгов.
Между прочим, он занималася литературой и считалась ценным работником в двух солидных столичных изданиях.
Его страсть к женщинам отличалась непостоянством. Стойкости в любви он не проявлял.
Только одна его связь длилась 3 года. Это было уже давно; С. познакомился в замке Г. с одной дамой, Эммой Е., которая была на 10 лет его старше. Он влюбился в нее, заключил с нею брачный договор и прожил с нею в столице 3 года как муж с женой.
Но новая любовь, которой суждено было сыграть в его жизни роковую роль, побудила его порвать «брачный союз» с Е. Только ценой тяжелых жертв удалось С. купить свою свободу от Е. Последняя, по слухам, считает себя разведенной женой и до сих пор выдает себя за графиню В.! То, что С. мог и у других женщин возбуждать любовь, видно из следующего эпизода, имевшего место еще до «брака» с Е. Некая Д., девица, с которой С. прокутил несколько тысяч гульденов и которая ему в конце концов надоела, угрожала застрелить его, если он не останется ей верен.
Летом 1887 г. во время пребывания на одном курорте С. познакомился с семьей одного высокопоставленного чиновника. Он тотчас же влюбился в его дочь Марию и встретил с ее стороны взаимность. Мать и кузина Марии старались помешать этой любви, но безуспешно. Всю зиму оба возлюбленные ревностно переписывались друг с другом. В апреле 1889 г. «граф С.» приехал погостить, а в мае 1889 г. он достиг цели своих стремлений. Мария, бросившая за это время место учительницы, была повенчана с ним каким-то лжепастором в Венгрии. Венчание происходило в загородном доме в присутствии одного из друзей С. Свидетельство о венчании было подделано С. и его другом. Молодые жили в мире и согласии, и если бы не донесение злокозненного тестя, то этот фиктивный брак, вероятно, продолжался бы еще долго. Примечательно, что за все то сравнительно долгое время, что С. был женихом, ему удалось совершенно скрыть свой истинный пол от родных своей невесты.
С. был страстным курильщиком, вообще имел мужские привычки и манеры. Письма и даже судебные бумаги он получал на адрес «графа С». Часто он говорил, что ему нужно учиться ружейным приемам. Со слов «тестя» можно заключить, что С. ухитрялся симулировать у себя мошонку: для этого он вкладывал в брюки какую-нибудь тряпку или даже перчатку. Впоследствии он сам сознался, что это действительно имело место. Однажды тесть даже заметил у своего будущего зятя как бы эрегированный член (вероятно, приап), в другой раз С. мимоходом сказал, что для верховой езды он должен надевать суспенсорий. И действительно, он носил вокруг живота какой-то бинт — может быть, для прикрепления приапа.
Несмотря на все это и также на то, что С. для вида часто брился, все в отеле были убеждены, что он женщина, горничная говорила, что находила на белье следы менструальной крови (он объяснял это геморроидальными кровотечениями) и что однажды, когда он принимал ванну, она убедилась в его действительном поле, глядя через замочную скважину. Семья Марии уверяла, что последняя долгое время была в заблуждении относительно истинного пола своего фиктивного супруга. Невероятная наивность и невинность этой несчастной девушки подтверждается следующим местом из письма ее к С. от 26 августа 1889 г.
«Я не люблю больше чужих детей, но иметь ребенка от моего Санди, ах, какое это было бы счастье, мой милый».
Что касается духовной индивидуальности С, то она прекрасно выясняется из множества его рукописей. Почерк его отличается твердостью и уверенностью — совершенно как у мужчины. В содержании постоянно проявляются те же черты: дикая необузданная страсть, ненависть ко всему, что становится поперек его стремлению к любви, склонность поэтизировать любовь, поиски в ней только благородных черт, восторг перед всем возвышенным и красивым, знакомство с наукой и изящными искусствами.
Его произведения обнаруживают в нем удивительную начитанность, ему знакомы классики всех национальностей, он цитирует поэтов и прозаиков всех стран. Знатоки говорят, что его поэтические и прозаические произведения далеко не лишены литературной ценности.
В психологическом отношении имеют большое значение те его произведения и письма, где он касается своих отношений к Марии.
Он говорит о блаженстве, которое доставляла ему Мария, о страстном желании увидеть ее, свою обожаемую жену, хотя бы на одну минуту. Эта тоска делает для него камеру тяжелее могилы. Мысль, что теперь его презирает даже его Мария, отравляет его сердце горечью. О потерянном счастье он проливает слезы, так много слез, что мог бы утонуть в них. Многие страницы посвящает он апофеозу этой любви и воспоминаниям о времени первой встречи и первых проблесков их чувства.
С. жалуется на свое сердце, которое не хочет подчиняться рассудку, на свои чувства, которые подобны буре и которых он не в состоянии скрыть. То и дело прорывается в его письмах безумная страсть и он говорит, что без Марии не может жить. «О, твой милый, дорогой голос, звуки которого, кажется, в состоянии поднять меня из гроба и который всегда напоминал мне о райском блаженстве! Одного твоего присутствия было достаточно, чтобы смягчить мои физические и нравственные страдания. Влияние, какое оказывало твое существо на мое, было подобно магнетическому току; это была какая-то своеобразная сила, которую я никогда не могла определить как следует. И я оставался при том определении, которое вечно сохраняет свою истинность: я люблю ее, потому что люблю. В темную безутешную ночь мне светила только одна звезда — это была любовь Марии. Эта звезда погасла теперь — от нее остался только отблеск в виде сладких и грустных воспоминаний, которые освещают даже страшную ночь смерти, осталось еще слабое мерцание надежды»... Это письмо заканчивается следующим обращением: «Господа ученые юристы, мудрые психологи и патологи, судите меня! Всеми моими поступками управляла любовь, каждый мой шаг зависел от нее. Бог вложил мне ее в душу. Если он сотворил меня таким, то кто в этом виноват: я или вечные неисповедимые пути судьбы? Я надеялся на Бога, я верил в то, что когда-либо наступит мое освобождение, ибо весь мой грех — это любовь, которая есть основа, фундамент Его учения и Его царства.
Боже милосердный и всемогущий! Ты видишь мои муки, ты знаешь, как я страдаю. Снизойди ко мне и простри мне руку помощи, ибо весь мир отвернулся от меня. Бог один справедлив. Как прекрасно это описано у В. Гюго в его «Легендах века»! Какой грустной мелодией звучит в моих ушах стих Мендельсона «Каждую ночь я вижу тебя в сновиденьях»…
Хотя С. знал, что ни одно его письмо не доходило до его «обожаемой львицы», он, однако, не уставал заполнять целые листы излияниями своей любви, своей тоски и своего обожания. «Я прошу, — пишет он, — хоть одной светлой блестящей слезинки, пролитой в тиши светлого летнего вечера, когда озеро, освещенное вечерней зарей, горит как расплавленное золото и когда колокола св. Анны и Марии Верт наполняют воздух меланхолической мелодией, возвещая покой и мир; пролей одну только слезинку о моей бедной душе и моем бедном сердце, которое до последнего удара было полно тобой».
Обследование. При первой встрече судебных врачей и С. обе стороны чувствовали некоторое замешательство: врачи потому, что С. несколько подчеркивал свои мужские манеры и свое светское обращение, а С. — потому, что думал, что его запятнают печатью моральной ущербности. Не лишенное привлекательности интеллигентное лицо С, несмотря на несколько нежные и мелкие черты, производило все-таки решительное впечатление мужского лица. Очень недоставало ему только усов. Впечатление это было настолько сильно, что даже, несмотря на женское платье, в которое была одет С, судебные врачи не могли привыкнуть к мысли, что перед ними — женщина. Напротив, обращение с С. как с мужчиной выходило гораздо более естественным, более непринужденным и даже более корректным. Обвиняемый сам это чувствовал. Он тотчас же становился откровеннее, общительнее, развязнее, как только с ним начинали обращаться, как с мужчиной.
Несмотря на то что влечение к женскому полу стало сказываться у него уже в первые годы жизни, он почувствовал первые следы полового влечения только на 13-м году, когда его развратила рыжая англичанка в дрезденском институте. Половое влечение проявлялось тогда в поцелуях, объятиях и прикосновениях, сопровождавшихся сладострастным ощущением. Уже в то время сновидения его были полны исключительно женщинами, а себя он видел в роли мужчины, причем иногда даже испытывал чувство эякуляции. Так это повторялось и потом, повторяется и до сих пор.
Онанизмом, ни одиночным, ни взаимным, он не занимался. Этот порок кажется ему отвратительным и недостойным «уважающего себя мужчины». Ни разу он не позволил кому-либо дотронуться до своих половых органов хотя бы уже потому, что не хотел выдать своей тайны. Регулы появились только на 17-м году, всегда были скудны и не сопровождались болезненными явлениями. Заметно, что для С. крайне неприятен разговор о менструациях, как о предмете, который должен вызывать у мужчины чувство отвращения. Он сознает ненормальность своего полового влечения, но не желал бы измениться, ибо чувствует себя со своими превратными ощущениями вполне счастливым. Мысль о половом общении с мужчиной вызывает у него отвращение, и он не считает ее даже осуществимой.
Стыдливость его по отношению к женщинам доходит до того, что он скорее готов была бы спать с мужчиной, чем с женщиной. Когда ему нужно было удовлетворить естественную потребность или переменить белье, он просил свою соседку по камере отвернуться к окошку и не смотреть на него.
Когда эта соседка, кстати сказать, женщина из подонков общества, случайно дотрагивалась до С, то последний чувствовал сладострастное возбуждение и покрывался краской. С. сам рассказывает, что на него напал прямо страх, когда его перед заключением в камеру одели в непривычный для него женский костюм. Единственным утешением для него была мужская рубашка, которую оставили на нем. С. отмечает один интересный факт, характеризующий, между прочим, значение обонятельных ощущений в его половой жизни. Когда Мария ушла от него, он нюхал те места на софе, где обычно лежала голова Марии; аромат ее волос доставлял ему ощущение блаженства. Среди женщин С. интересовалась отнюдь не самыми красивыми и самыми грациозными и даже отнюдь не очень молодыми: вообще телесные прелести женщины играли в его глазах второстепенную роль.
Особую притягательную силу имели для него женщины в возрасте от 24 до 30 лет. Половое удовлетворение он находил на теле другой женщины. Иногда он пользовался чулком, наполненным паклей, в качестве приапа. В этом С. сознался крайне неохотно, с чувством стыда. Впрочем, и в своих письмах С. всегда была далек от какого-либо бесстыдства или цинизма.
Он религиозен, обнаруживает живой интерес ко всему благородному и красивому — за исключением только красивых мужчин — и очень чувствителен к нравственной оценке со стороны других.
Он глубоко скорбит, что своей любовью он сделал несчастной Марию, понимает, что его ощущения извращены, и признает, что у здоровых людей любовь одной женщины к другой нравственно недопустима. Он обладает значительным литературным талантом и редкой памятью. Единственная его слабость — это колоссальное легкомыслие и полное неумение разумно обращаться с деньгами и ценностями. Но он знает эту свою слабость и просит много по этому поводу его не расспрашивать.
Рост его 153 см, скелет нежного строения, он худощав, но отличается поразительно развитыми мышцами груди и бедер. В женском платье походка неуклюжая.
Движения его полны силы, не лишены красоты, хотя и несколько угловаты и малограциозны, как у мужчины. Здороваясь, он крепко жмет руку. Вообще, он держится прямо, с известным достоинством. Взгляд интеллигентный, выражение лица несколько грустное. Ноги и руки поразительно малы, как бы остались на детской ступени развития. Тыльная поверхность конечностей обильно покрыта волосами, на лице же, несмотря на старательное систематическое бритье, никаких следов растительности. Туловище отнюдь не соответствует женскому типу: талия отсутствует. Таз настолько узок и так мало выдается, что контур, идущий из подмышечной впадины к соответствующему колену, совпадает с прямой линией. Постановка зубов не вполне нормальная. Правый верхний клык отсутствует и никогда не развивался. Рот поразительно мал. Уши отстоят, мочки не дифференцированы, теряются в коже щеки. Твердое нёбо узко и круто. Голос грубый, низкий. Грудные железы достаточно развиты, мягки, секрета не выделяют. Половые органы без всяких следов гермафродитизма, но по степени развития соответствуют органам 10-летней девочки.
Экспертиза дала заключение в том смысле, что у С. имеется врожденное болезненное извращение полового чувства, коренящееся в тяжелом наследственном отягощении, и что инкриминируемые ему поступки вытекают из его патологической половой организации и не поддаются влиянию воли. Таким образом, оказались справедливыми приведенные выше слова С: «Бог вложил мне в душу любовь. Если он сотворил меня таким, то кто в этом виноват: я или вечные неисповедимые пути судьбы?»
Суд вынес оправдательный приговор. «Графиня в мужском костюме» — как её тогда называли газеты — вернулась в свою родную столицу и снова стала называть себя граф Сандор. Единственное горе — это расстроенное семейное счастье и расторгнутая любовь с Марией.
(с) по материалам книги Рихарда фон Крафт-Эбинга.
